Урановские чтения МЦР 20.04.2004

ПОЭЗИЯ НИКОЛАЯ УРАНОВА

 Е.Н.Черноземова – доктор филологических наук, профессор.

Поэтическое наследие Н.А.Уранова состоит, прежде всего, из ряда лирических произведений малых форм. И в этих малых формах возникает облик достаточно глубокого и интересного поэта. В литературоведении разработан метод, который позволяет составить представление о творчестве того или иного автора просто по названиям его произведений. И безо всякой науки из личной практики мы знаем, что если хотим бегло ознакомиться с каким-то сборником, первое что делаем – открываем оглавление и смотрим на название произведений. Если названия нас чем-то увлекают, мы заглядываем на странички книги и входим в логику того или иного поэта, которую можем принять или отвергнуть, которой можем удивиться или, найдя созвучия своей собственной, обрадоваться. Наверняка в практике каждого из нас были случаи, когда, открывая оглавление, мы книгу откладывали сразу, понимая – это не мое.  Если мы посмотрим просто на названия стихотворений Н.А.Уранова, то встретим среди них «Песнь сердца», «Счастье», «Единственная в мире», «Любовь к тебе», «Гонец», «Родина», «Единая цель», «Приказ», «Устремление», «В соборе», «Оплот верности», «Вечная битва», «Страна дерзаний», «Подвиг», «Смерть», «Вперед и выше», «Монолог Марии Магдалины». Уже одно это перечисление подскажет нам нечто, и в сердечно открытых людях  возникнет интерес к поэтическому творчеству автора. Когда знакомишься более близко с лирическими произведениями поэта, то поражаешься глубочайшему эпическому чувству их автора – чувству принадлежности к роду и желанию его защитить.

Выдающимся филологом и мыслителем ХХ века М.М.Бахтиным для выделения художественных особенностей литературных произведений было предложено выявить пространственно-временную структуру каждого из них: если мы хотим понять, как сделано то или иное произведение, мы должны посмотреть, как в нем организовано пространство и время. Применив предложенный исследовательский ход к поэзии Н.А.Уранова, видим, что в небольших лирических произведениях, призванных запечатлеть оттенок чувства или его формирование, обладая глубочайшим эпическим чувством, он открывает поразительно огромные пространства. Чувство принадлежности к роду не всегда, и далеко не всегда, сопрягается только с верностью и любовью к своей семье, чаще это чувство принадлежности к народу, к стране, чувство родины. У Н.А.Уранова столь же проникновенно и эмоционально насыщенно чувство принадлежности Вселенной, Космосу и мирозданию.

Мы имеем дело с такой лирикой, которая делает очень личностным, наполненным, отнюдь не холодным и отстраненным идею Беспредельности и Вечности. Лирики начала XIX века считали: чем выше к звездам, тем холоднее – лирика перестает быть теплой, когда говорит о вечности. Но мы сталкиваемся с поэтом, который и о Вечности, и о Беспредельности говорит с глубинным человеческим теплом. По его стихам мы знакомимся с философом и мыслителем, который сопрягает поиски западной, русской и восточной культуры и пытается рассказать людям: самое главное из того, что творится во Вселенной, происходит на Земле, здесь и сейчас. Самое главное во Вселенной, то, чем она живет – это та энергия, которую порождает человеческое сердце. Самые главные битвы Вселенной происходят здесь, в земной плоскости. Это утверждение, собственно, и содержит поэзия Н.А.Уранова.

Всякий раз поражаешься той эмоциональной взволнованности и напряжению, которые эта лирика содержит.

После знакомства с названиями стихотворений, мне кажется чрезвычайно интересным обратить внимание на их датировку. В лирических произведениях, написанных в годы Великой Отечественной войны, читатель встречается с глубочайшей сердечной раной поэта, понимает и чувствует, как человеку больно от того, что он, обладающий такой силой и глубиной эпического чувства, не может вступиться за свою Родину, что он остается невостребованным в этом, столь присущем ему качестве воина и защитника.

Я хочу процитировать стихотворение, которое звучало на Вечере памяти Н.А.Уранова, 30 марта 2004 года.  Оно написано и датировано  11 августа 1942 года. В нем поэт рассказывает о встрече со своим французским другом, который произносит слова «на фронт» как слова «на смерть». Завершается стихотворение строками:

О, если б мог и я себе позволить
Принять венец за Родину, в бою.
И я завидовал ему до боли,
Я, потерявший Родину свою.

Вот это эпическое чувство, которое всегда звучит в лирике Н.А.Уранова.

Действительно, малые лирические формы чрезвычайно характерны для его лирики. Но более подробно я бы хотела остановиться не на этих маленьких стихотворениях, а на большом произведении: на лиро-эпической поэме «Майя». Это произведение становится синтезом духовных поисков поэта, запечатлевает их интенсивность, воспроизводит логику отношений Учителя и ученика, рассказывая о том, каким может быть поиск Истины и путь к ней, как человек может ошибиться, приняв очевидное за истинное.

Это произведение действительно выполнено в жанре лиро-эпической поэмы, который возник на гребне романтизма и который как нельзя лучше, как мне кажется, отвечает творческой природе Н.А.Уранова, поскольку именно он, этот жанр, как раз обеспечивает выражение слияния двух глубинных чувств – эпического и лирического.

Одной из черт лиро-эпической поэмы является описательность – лирические отступления, пейзажные зарисовки, передача чувств человека,  которые даются всегда через действие. Здесь все находится в становлении.  Описание в лиро-эпической поэме – это не остановка действия и наслаждение моментом, но всегда интенсивное проживание, движение. Уже в начальных строках поэмы дано поразительное по красоте описание, в котором живописны не столько прилагательные, сколько глаголы. В нем употреблено множество глагольных форм, позволяющих поэту передать, донести свое мироощущение действительности, находящейся в бесконечном становлении.

Сияло солнце золотое
Над грозной горною грядой,
Где пики в небо голубое
Врезались белою парчой.

А там, где пропасти синели,
Где стлали тени облака,
Вползала в трещины ущелий
Змеёй серебряной река.

На берегах ее светлели
Заплаты редких деревень,
Где жизнь качалась, как качели,
Из царства сна в кипящий день.

Такими могут быть художественные возможности описания, в котором все дано через глаголы, через ритм качелей, который завораживает и приостанавливает поступательные, направленные движения, уводит за поволоку, дымку. Вслед за так воссозданным описанием появляется смысловое определение того, о чем же пойдет речь в произведении, в чем его проблема и смысл. Они фиксируются в четверостишии, продолжающем повторяющийся ритм, заданный движением качелей жизни:

Там люди смертные родились,
Они трудились и, растя
Детей, старея, уходили,
Не вникнув в тайну бытия.

Вся поэма станет рассказом о способности преодолевать размеренность повторяющегося ритма жизни, колебаний ее качелей, с которых трудно соскочить, и стремления войти, проникнуть в тайну бытия.

Установка на рассказ о поисках Истины, тайн Бытия ведет поэта к обращению к традициям издревле известного жанра притчи. Одной из жанровых черт притчи стало отсутствие словесно зафиксированной морали в финале.  Это всегда рассказ, над которым нужно самостоятельно думать, из которого каждый сам должен делать вывод, другому за тебя  этого сделать не удастся.

В своей лиро-эпической поэме Н.А.Уранов рассказывает притчу об Учителе и ученике, вопрошающем о том, что такое майя. Из текста понятно, что у Учителя с учеником было обсуждение проблемы: того, что реальность, проявленная в нашем мире, вовсе не является высшей реальностью. Отсюда следовало, что нужно уметь смотреть на мир так, чтобы эта проявленность не застилала реальности высшей. Это сразу же рождает в памяти часто цитируемое стихотворение Николая Константиновича Рериха, обращенное к мальчику, ученику, в котором он просит не принимать за Небеса их прекрасное отражение в водах – не принять отражение за суть.

Вопрос ученика в поэме Н.А.Уранова, видимо, следует примерно за таким разговором. Отвечая на вопрос ученика, Учитель ведет объяснение не с помощью слов. Он заставляет ученика прожить ситуацию в соответствии с концепцией учения. Там, высоко, в синих горах Учитель обещает ученику: он, безусловно, обязательно расскажет, что такое майя, объяснит ему, какие существуют ориентиры и что нужно делать, чтобы не ошибиться и не принять мнимое за сущностное, но прежде ученик должен спуститься с гор и принести Учителю воды. Собственно, этот ход и является моментом обучения.

Далее действие в поэме начинает набирать темп. Ученик, спускающийся с гор, лицезрит прекрасный мир в действии – в щебете птиц, в журчании ручья. У ручья он наблюдает стремительно развивающуюся сцену: девушка в подвенечном платье срывает наряд, пытается броситься в поток. Ее преследуют всадники. Ученик вступается за девушку, спасает ее. Пораженный ее красотой, сочетается с ней браком. Они проживают долгую жизнь, вместе растят детей. И однажды ушедший по делам лирический герой, возвратившись, застает свой дом и поселок в разорении. Он теряет любимую, детей, родину, кров. В своих стенаниях, в мольбах он взывает к Небесам и говорит о том, что все чувства его мертвы и жить он больше просто не может.

Конец всему, достиг предела
Мой мозг. О Боже, я пропал!

Вот такой итог: больше ничего не греет на свете, ничего не живет в душе. И в этот миг начинается совершенно особенным образом организовываться пространство текста. Вдруг оказывается, что мир устроен гораздо более сложно, чем это открыто простому, обычному и обыденному человеческому видению.

И черный ужас в душу чела
Змеёй холодной заползал.
Конец всему, достиг предела
Мой мозг. О Боже, я пропал!

И морда страшная напротив
Разверзла яростную пасть.
Конец – мелькнула мысль – для плоти,
Но дух не может так пропасть.

Усложнение в организации пространства показывает, что есть еще мир духа, мир души, есть еще некий мир, в котором можно лицезреть то, чего нельзя видеть глазами.

И в этот миг во тьме далеко
Вдруг засветился странный лик,
Знакомый в дни, когда  жестоко
С судьбою  бился ученик.

И громкий крик рванул до неба
Зловещую глухую ночь: «Учитель!
Ты? Ты просишь хлеба!»
И, взвизгнув, волк умчался прочь.

И лик, приблизившись, склонился,
Закрыв собой небосклон:
Вставай, мой сын, тебе приснился,
По крику судя, страшный сон.

Метафора страшного сна, за которую принята явленная жизнь, используется Н.А.Урановым для воссоздания и проявления мира сущностного, более реального, настоящего, желанного, чем мнимо-очевидное. Ученик оказывается прощенным за свою ошибку. Эта ошибка явлена поэтом как ошибка сна. Ученик просыпается на том же самом месте и в то же самое время, пройдя во сне огромный путь ученичества.

Таким образом, в поэме сложно организованным и изменяющимся оказывается не только пространство, но и время.

И как итог этого глубочайшего прощения и глубочайшего умения обучать и воздействовать на строй чувств, и через это глубинное воздействие менять сознание человека – звучит вывод, зафиксированный и оформленный в слове. Теперь обученный ученик может идти и учительствовать:

Спускаясь с гор, уча народы,
Пойдешь ты свежим, молодым,
Благословив цветок природы,
Ты не задержишься над ним.

С этого момента ощущение красоты будет учить человека, но он не будет подвластным очаровывающим сетям, которые могут затягивать и не пускать дальше, становясь веревками качелей, завлекающих своим усыпляющим, обволакивающим ритмом.

Дальнейшая формулировка вывода звучит таким образом:

Теперь ты знаешь корень боли
И корень счастья. Выбирай.
Возьми свой меч свободной воли
И, с гор спустившись, побеждай.

Таким образом, в финале поэмы появляется словесно зафиксированная мораль, вроде бы сформулировано, что, собственно, нужно сделать, но сам жанровый принцип притчи все же сохранен: на самом деле выбор все равно остается за человеком. Мотив свободной воли делает финал поэмы абсолютно свободным.

Поразительна датировка этой поэмы. За ее финальными словами стоит дата: 31 декабря 1960 г. Большое количество лирических произведений датировано 60-м годом. Будущим исследователям и комментаторам предстоит узнать, какими событиями был наполнен этот год в жизни поэта и мыслителя, что это был за год в его жизни, давший такое огромное количество словесно зафиксированных высоко прожитых мгновений.

Продолжая размышление над тем, каков же смысловой урок, выраженный в поэме, постараемся увидеть продолжение диалога о свободе воли,  который велся на протяжении многих столетий. Сейчас мы проживаем год 700-летия выдающегося, великого поэта Франческо Петрарки, русскому читателю, как и в мире вообще, более всего известного в качестве поэта и менее как философа и мыслителя. На самом же деле на излете своей 70-летней жизни Петрарка написал удивительную книгу, которую назвал «Моя тайна». Это исповедальная книга, которая построена как диалог между поэтом Франческо Петраркой и Блаженным Августином. По сути дела, в этой книге влюбленный в Лауру и воспевший Лауру Петрарка вдруг начинает тяготиться чувством, которое пронес через всю жизнь. Он вдруг начинает сомневаться в своем выборе и в том, дала ли ему рост эта любовь. В диалоге с Августином Петрарка утверждает: я вырос на этой любви, она меня воспитала, я прошел очень далеко, она меня многому научила. Но Августин отвечает ему: без нее бы ты прошел еще дальше. Явно Петрарку тяготит невозможность ясного ответа на вопрос, что есть явленная реальность и что есть суть. Сама суть этого ответа может быть найдена только в сердце, в его подсказках.

И мы становимся свидетелями этого мучительного диалога, который на самом деле является диалогом христианства с неоплатониками: это давний спор о сущности любви, который потом удивительным образом отражается в работах отца Павла Флоренского. В его диссертации доцента Московской духовной академии, защищенной в 1914 году, в разделе «О любви» сказано: «Абсолютная истина познается в любви, но слово любовь, разумеется не в смысле субъективно психологическом, а в смысле объективно-метафизическом. Любовь и есть «да», говоримое самому себе. Ненависть же это «нет» себе. Любовь сочетает ценность с данностью. Вносит в ускользающую данность долженствование, долг. А долг ведь и есть то, что дает данности долготу». Дальше в работе о. П.Флоренского идет цитата из «Братьев Карамазовых» Ф.М. Достоевского: «Это любовь единит два мира, в том и великое, что тут тайна, что мимо идущий лик земной и вечная истина соприкоснулись тут вместе».

На самом деле этот мучительный поиск истины, мучительное всматривание в работу своего сердца содержится в творчестве величайших поэтов. 23 апреля исполняется 440 лет Шекспиру, который цикл своих сонетов, как и многие свои драматические произведения, посвятил как раз поиску того, что же есть истинная любовь. Шекспировский урок, мне кажется это важным сейчас сказать, заключался в том, что человеку свойственно ошибаться, свойственно признавать майю за истину. И человек обречен в связи с этим на страшные муки, он вынужден проходить через страдания. Все шекспировские сонеты – это и есть путь больного сердца, которое не может отступиться от допущенной ошибки, сердца, которое настаивает на своей ошибке. И в конце цикла делается вывод о том, что, видимо, нужно все оставить и начать сначала. Потому что упорствующий в ошибке не обретает счастья. Но поэтическое завещание Шекспира и философское завещание Шекспира заключается в следующем: любая ошибка, любой урок всегда человека чему-то учит. Человек не может сам судить себя и оценивать, зачем ему была дана та или иная любовь.

Это глубокое размышление Шекспир гениально просто вмещает в одну единственную сонетную строку, которая остается не переведенной на русский язык, и, видимо,  переведена быть не может. В 116 сонете Шекспир задает такую систему сравнений: бушующее море – это житейский океан, звезда – это свет любви, это истина. По ней влюбленный ориентируется как моряк. Буквальный перевод этой строки таков: «И хотя высота стояния звезды определена, но ценность ее остается неизвестной». Неправильно определив высоту стояния звезды, моряк неверно определяет и свое место в океане. В пространстве сонета, где путеводной звездой является Любовь, а бушующий океан, по которому блуждает корабль, аналогичен дантовскому сумрачному лесу человеческих страстей, на поверхности лежит сравнение человека, неверно определившего высоту своей Любви и потерявшегося в житейском океане, с моряком, неверно сориентировавшимся по звездам. Если любовь такого человека низка, а он относится к ней как к высокой, ведет себя как истинно любящий, уступая, прощая, виня во всех промахах только себя, он в итоге теряет себя и свое достоинство. Но мысль Шекспира более глубока. Он настаивает на том, что даже верно определив высоту своей любви, зная о всех ее недостатках, человек не в праве (или не в состоянии) судить о том, что ему такая любовь даст как человеку. Может быть, научиться любить и быть самоотверженным, ясно видя и сознавая все несовершенство избранницы, самая большая ценность, которую обретает человек.

Петрарка ценой своей жизни утверждал любовь к Лауре, то же самое делал Данте, в страданиях взращивал свою душу Шекспир.  Ученик в поэме Н.А.Уранова этот долгий и тяжкий путь проходит во время одного-единственного дневного сна. Быстрый путь не менее напряжен и эмоционально насыщен. Существует ли знание о таком пути в европейском сознании 700 лет спустя после уроков Петрарки и 440 лет спустя после поэтических открытий Шекспира? Может быть, публикация поэмы Н.А.Уранова послужит делу популяризации идей ученичества, заложенных в восточных учениях. Ведь поэтически они освоены и трансформированы носителем русской культуры.